Звоню в дверь. Слышу, как по ту сторону приближаются шаги. Тишина. Смотрят в дверной глазок. Изучают. Несколько характерных щелчков дверного механизма и предо мной – седоволосый, ссутулившийся, пожилой мужчина.
Азат Артемович Григорян – участник боевых действий Великой Отечественной войны. На фронт попал в 1943 году 17-летним мальчишкой. Он был одним из тех, кто строил уникальный мост – длиною почти три километра – через Сиваш, тем самым готовя плацдарм для 51-й армии, которая шла освобождать крымскую землю от оккупантов.
Захожу в его комнату и первое, что бросается в глаза – множество икон со святыми ликами в левом углу. Рядом – фотография жены, с черной ленточкой наперекос. Ее голос перестал звучать в этих стенах пять лет назад. Она ушла совсем внезапно, как это бывает с людьми, которых любишь и не хочешь отпускать от себя. Причина – остановка сердца. Прожили вместе 60 лет.
Сидим за письменным столом. Рядом – три фотоальбома, которые вмещают в себя пусть эпизодами, но целую жизнь 88-летнего старика. Жизнь героя, который умел побеждать и выносить уроки из своих поражений, умел приобретать и мужественно переносить лишения.
СМЕРТЬ ПОДОБРАЛАСЬ КАК НИКОГДА БЛИЗКО И ДЫШАЛА В ЗАТЫЛОК
– Когда началась война, – вспоминает Азат Артемович, – мы подумали: «На кого они напали? Ведь мы – самая сильная держава в мире! Неужели немцы такие слепцы?» Но потом поняли, что в этой войне нам предстоит заплатить немалую цену.
Война открыла расчетный счет для семьи Григорян уже в декабре 1941 года. На фронте погиб старший брат – командир пулеметной роты Панфиловской дивизии.
Спустя два года Азат Артемович отправился на фронт пулеметчиком в составе 87-й гвардейской стрелковой дивизии. Он прошел с боями восточную и южную Украину. На его пути было все: смерть товарищей, разрушенные и сгоревшие города, расстрелы предателей. Как-то его роте чудом удалось выбраться из окружения недалеко от Волновахи в Донецкой области. Тогда казалось, что смерть подобралась как никогда близко и дышала в затылок.
ТЕРЯТЬ ДРУЗЕЙ ВСЕГДА БОЛЬНО
Все эти воспоминаниями даются Азату Григоряну с поразительной легкостью, как будто только вчера отгремели залпы орудий и отданы последние приказы. В руках он теребит старые выцветшие фотоснимки, сосредоточенно вглядываясь в лица своих боевых товарищей, боясь упустить в своей памяти что-то очень важное. Все чаще, перебирая фотокарточки, слышу от него слова: «А этого уже нет в живых».
– Терять друзей тяжело, но в военное время боль утраты усиливается стократ. Впервые мне довелось потерять друга в сентябре 1943 года под Сталино (Донецк). Неподалеку от нас упал шальной снаряд. Грохот ужасный. Осколки на десятки метров. Ближе всего к месту разрыва находился я, но неведомая сила уберегла. Защитила. Десять человек ранено, среди них – Мамед Таиров. Ему два осколка угодило прямо в живот. Бегу к санитарной повозке, чтобы успеть доставить его в госпиталь, но фельдшер посмотрел ранения и покачал головой. Мамед все понял. «Все. Это все», – сказал он, смотря мне в глаза, и спустя несколько секунд умер. Мы похоронили его возле дороги.
ПЕРВОЕ РАНЕНИЕ И ДОРОГА НАД ВОДОЙ В КРЫМ
Под Мелитополем Азат Григорян получил первое осколочное ранение в руку. Угодил в госпиталь, но сердце рвалось на фронт. Спустя несколько месяцев, в составе 12-й штурмовой инженерно-саперной запасной бригады Резерва главного командования 4-го Украинского фронта попал в Крым. Ему выдали новое обмундирование, автомат и новинку тех лет – стальной пятикилограммовый прототип бронежилета, однако из-за тяжести от него пришлось отказаться. Перед ними поставили задачу: построить свайный мост через Сиваш для переправы транспорта и пехоты, чтобы начать наступление. Длина – 2 километра 700 метров. Возвели в рекордно короткий срок – за 20 дней. Работы начались 1 ноября 1943 года.
– Если посмотреть историю войн, то такой длинный мост со сваями через Сиваш никогда не строили. Чтобы враг не заметил с воздуха, мы уложили настил на 5-10 сантиметров ниже уровня воды. Работали сутки напролет по горло в воде, температура не превышала 8 градусов. Через каждые 30 минут возвращались в землянку, сушились, спали. Строительство вели посменно четыре взвода. Пахать приходилось по 12 часов в сутки. Со временем немцы разнюхали о стройке и начали бомбежку, снаряды лишь пару раз достигали цели. Много солдат полегло при строительстве моста, но объект был сдан в сроки. Затем мы заняли оборонительные позиции, окопались, расставили пулеметные точки. Никто не начинал наступление, все ждали весны и теплой погоды. 27 марта выпал снег, который засыпал как наши, так и вражеские окопы. Часть солдат и вовсе замерзла. И тут сработало неписаное правило войны: когда мы и немцы разгребали завалы, никто не стрелял ни с одной, ни с другой стороны. Хотя враг был в пределах видимости.
НА ПУТИ АРМИИ ВСТРЕЧАЛИСЬ РАЗРУШЕННЫЕ ГОРОДА И СОЖЖЕННЫЕ ДЕРЕВНИ
8 апреля началось освобождение Крыма. Пядь за пядью немецко-румынские войска оставляли города и бежали под натиском советских войск. В апреле штурмовали Симферополь, в мае – последний оккупант сложил оружие под Севастополем. Крымская наступательная операция длилась с 8 апреля по 12 мая. Ей предшествовала мощная артиллерийская и авиационная подготовка на протяжении трех часов. По ее окончании войска фронта перешли в наступление, нанося главный удар силами 51-й армии с Сивашского плацдарма. Операция завершилась полным разгромом 17-й немецкой армии, потери которой в ходе боев составили около 120 тысяч человек, из них больше половины – военнопленные.
– Спустя неделю после начала наступления почти вся румынская армия сдалась и не захотела воевать, видя неминуемую гибель, – рассказывает глуховатым голосом, которым обычно солдаты рапортуют своему командиру, Азат Артемович, – тогда шли кровопролитные бои. На пути нашей армии встречались разрушенные города и сожженные деревни. Мы видели слезы и ликование. Кто не был на войне, тому не понять этого ужасного запаха пожарища, которое пахнет не костровым дымом, а повсеместным человеческим горем.
В боях под Симферополем Азат Григорян получил второе ранение. Перед ним разорвался снаряд. Осколок, как лезвие, вонзился в ногу чуть ниже колена. Боль нестерпимая. Кричал и корчился, но терпел. Жизнь спас пожилой санинструктор, который перевязал кровоточившую рану, взвалил на себя и понес в медсанбат. Когда доставали осколок, потерял сознание. Вернувшись в свою роту после выздоровления, не нашел своих друзей. Потом ему расскажут, что многие из них были убиты во время штурма Сапун-горы.
МЫ ПОЗДНО ПОНЯЛИ, ЧТО ЭТО ЛОВУШКА
После Крыма Азат Григорян освобождал Молдавию, Болгарию, Югославию, где местное население встречало советских солдат со слезами на глазах, а в Румынии и Венгрии – со страхом.
– Самые тяжелые бои были в Будапеште. Мы долго не могли взять Королевский дворец, который стал последним очагом сопротивления фашистских войск. Там находилось больше 100 тысяч немцев во главе с генералом. Ни одно орудие не могло пробить старинные двухметровые стены крепости. Мы встали в осаду и предлагали сдаться. Отправили трех парламентеров, но немцы открыли огонь. Старшего лейтенанта убили, еще двоих ранили. Нас тогда обуяла дикая злость и ярость, мы готовы были идти на штурм, но потом поняли, что это смерти подобно. Двое суток артиллерия и авиация не давали немцам дышать. Неся огромные потери, они предприняли попытку прорвать окружение. Ночью прошли через старинные канализационные тоннели и оказались у нас в тылу. Они шли колоннами по две тысячи человек, как будто сдавались в плен. По бокам – переодетые в нашу форму «власовцы». Мы поздно поняли, что это ловушка. Той ночью в городе началась страшная заваруха, но немцы так и не вышли из окружения. Их генерала взяли в плен и по военному трибуналу, осудили и расстреляли.
ПОХОРОНЫ ПОД ШТРАУСА И ПОБЕДА
Затем была Австрия. При взятии Вены из их батальона погибло 17 саперов. Командир Булатов отдал приказ взять музыкантов и похоронить солдат в лесу на окраине города.
– Под музыку Штрауса возложили цветы. Неподалеку собралось около сотни немцев из местного населения. Они смотрели на нас удивленными глазами. Я немного знал немецкий, подхожу и говорю им: «Вы считали, что мы, русские - дикари, медведи? Нет, мы тоже очень любим Штрауса, его знаменитые вальсы. Вы теперь поняли, что не медведи мы?» Немцы потупил взгляд и молчали.
Во время нашего разговора, я замечаю, как на лице собеседника тяжесть прожитых лет меняется на слегка заметное ликование. Понимаю, что история подходит к концу, и скоро мы услышим о весне 45-го года. Пройдясь взад-вперед по комнате, присаживаясь на краешек кособокой табуретки, Азат Артемович начинает напевать мотив легендарной песни Давида Тухманова «День Победы».
Весть о победе пришла возле города Леобен. В час ночи разбудила военная тревога. Началась страшная стрельба. Командир отдал приказ занять круговую оборону. Подумали, что прорываются «власовцы». Выстрелы приближались. Бойцы уже готовы были открыть ответный огонь. Как вдруг крик: «Братцы, я из штаба батальона, все, войне конец! Германия капитулировала!»
Азат Гигорян на радостях стрелял из пулемета в небо, пока не кончились патроны, а друг Юрка Поплавский даже метнул гранату, за что потом получил нагоняй от командира.
Азату Артемовичу всегда хотелось занести пережитое в блокнот, не для писательской славы, а чтобы рассказать по-своему о войне. В декабре он собирается издать книгу воспоминаний «Да здравствует пламя жизни». Тяжело ворошить прошлое, но тяжесть воспоминаний по-прежнему бередит его душу.
СЧАСЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК
Он называет себя счастливым человеком, который прожил интересную жизнь, богатым – ведь у него двое состоявшихся детей: старшая дочь Тамара – учитель, а сын Сергей – военный; пятеро внуков, одного из которых назвали в честь деда.
– У меня была интересная жизнь, и если меня спросят, хотел бы прожить другую, то отвечу – нет. Сегодня мое поколение, говоря языком военных, постоянно находится на мушке, ведь нам отмерено уже немного, но мне не стыдно за прожитые годы. Но я не боюсь сейчас смерти больше, чем тогда, на войне.
Диктофон выключен. Ветеран провожает меня к двери, подавая на прощание руку. Несмотря на возраст, ощущаю крепкое рукопожатие. Он спрашивает: «Ну как, интересно было?». Я кивнул, хотя на душе скребли кошки оттого, что интерес к таким людям у нас просыпается лишь накануне памятных дат…
Виктор Лященко
Фото – из личного архива Азата Григоряна
