Поэт Максим Жуков: мат - это полноправная часть русской речи

Автор стихов с ненормативной лексикой, живущий в Евпатории, получил литературную премию. Сейчас работает над романом о московском быте девяностых

В Евпатории москвич Максим Жуков, по его же словам, живет давно. На деле – два с половиной года. Просто у него своя система времени, а также других величин, в том числе культурных ценностей, относительность которых он провозглашает в своих стихах. Его творчество соотносится с понятием «контркультура», явлением, описанным в 1970-х, но старым как мир. Или как русский мат.

И ведь действительно, какая-то неясность существует со всеми этими уместными и не очень восклицаниями, вырывающимися в минуты гнева или радости, удив-ления или отчаяния. Я не беру в счет речевой поток тех, кто просто говорит матом, это явно – к психиатру. Максим к этому числу не относится, но многие мысли рифмует матерно, поэтому и интересно его попытать о сути явления. 

Чтобы усилить и дополнить

– Почему мне вообще нужен мат?.. Вот говорят, молодежи нужно культурные ценности прививать, молодежи нужно то, нужно се. В то же время мат ограничили в российских СМИ. Плохой для меня закон. Мат – это полноправ-
ная часть русской речи, я его использую, когда мне нужно усилить какое-нибудь высказывание или дополнить образный ряд. Для меня это, надеюсь, органично. Само начинание было с матерной переделки «Евгения Онегина». В советское время его записывали на кассетах, и мне попалась такая кассета лет в двенадцать. И я страшно заинтересовался, как же это так можно? Все же было запрещено. Письма Пушкина с отточиями выходили. Потом медленно, но верно, я стал интересоваться серьезной литературой, перечитал всю школьную программу и стал понимать, что мне интересен сам текст. И неизвестно: когда мы запрещаем молодежи ругаться матом, хорошо ли это?

– А вы хотели, чтобы вашим детям преподавали с матерком, так сказать? У вас есть дети?

– Нет, слава богу, детей нет. Но, конечно, не надо затыкать им уши. А в школе? Я бы не хотел, чтобы им основы православия преподавали, это абсолютно точно. Это такая вещь, к которой человек должен сам дойти. Если насильно прививать, это вызовет обратный эффект. Конечно, преподавать мат тоже нельзя. В то же время в серьезной литературе, в толстых журналах запрещать мат не надо. Если ребенок взял журнал «Знамя» и начал его читать, этот ребенок готов ко всему, и к инвективной лексике тоже. 

– Вы в Бога верите?

– Сложный вопрос, «отмажусь», как Бродский: иногда да, иногда нет. На самом деле мат мне страшно мешает, я не могу публиковать то, что пишу. Все, что есть у меня без мата, я уже опубликовал в журнальном зале – в «Ниве», «Знамени», «Сибирских огнях». Я был зарегистрирован на сайте контркультурщиков, и ни на одном, смотрел за ними, и «олбанский» (нарочито исковерканный русский, на котором пишут в Интернете) язык, это довольно интересное явление, изучал, а там такая тусня, по сто комментариев, где я  еще возьму такое? 

Шнуров близок по духу

– Как вы оказались в Евпатории? 

– Я приехал писать роман.

– В стихах?

– Нет, ну что вы, я же адекватный человек. Это «мемуар», я не прозаик по большому счету, потому что прозаик – это такой лицедей, он должен понимать персонажей. А это «мемуар», но я рассчитываю, что это будет такой высокохудожественный «мемуар». В основном о себе и о Москве, о бандитских клубах, где я работал в девяностых. Может быть, эта книга будет интересна этнографически. Не случайно моя первая повесть называется «Объект Кузьминки». Это про Кузьминки (район Москвы. – Ред.), я там работал охранником. Москва меня раздражает, и все больше и больше, она стала совсем другим городом, не городом моего детства, жить там некомфортно, тяжело. Сейчас я там сдаю свою квартиру, с этого и живу.

– Вы стали лауреатом и получили премию Григорьевского поэтического конкурса в Санкт-Петербурге. Приятно?

– Матушку порадовал, единственное, что могу сказать. С 15 лет пишу, в 45 дали первую премию. Григорьевский конкурс единственный, на который была надежда, потому что туда можно было матерные стихи подавать. И хорошо, что Сергея Шнурова пригласили в судьи, потому что все поэты-литераторы варятся в собственном соку, а это человек со стороны и близкий мне по духу. Но это лотерея, все эти конкурсы. И когда я читал, страшно волновался

– Вы волновались?!

– И потом почему-то Шнурову поклонился, автоматически что ли, в общем, это такое волнение не из приятных. Я и в театре поэтому не стал играть, хотя в 14 лет попал в Театр на Юго-Западе (театр в Москве. – Ред.). Он тогда был студией и туда набирали всяких пионеров. И я оказался на одной сцене с Виктором Авиловым, другими артистами, бегал в массовке, быликакие-то роли. А к 18 годам я понял, что не мое это. До сих пор туда хожу, но театр нужно, как родителей, на расстоянии любить. 

– А крымских поэтов знаете? Полякова, например?

– Ну кто не знает Полякова? У меня достаточно простые стихи, потому что за счет того же мата это ближе человецам. А у него стихи сложнее для восприятия, чисто современный такой тренд. Не случайно ему дали Андрея Белого, «белочку», как ее называют (российская литературная премия. – Ред.). Это для филологов стихи. Но, скажем, перечитывать их, тем более вспоминать в минуты жизни трудные, для чего и нужны стихи по большому счету, я не буду. Это очень важная терапевтическая функция, но это редко случается. Сегодня поэт в России – это вечно недовольное существо, которое, сочиняя вирши, пытается нагрузить своими проблемами несчастного читателя. Занимательность – это часть современной поэзии, которой не хватает. Или наоборот, люди уходят в эстраду, как Дима Быков, начинают тиражировать юморески, фельетоны в стихах. Если это талантливо сделано, то поче-му нет, пусть будет. Но, к сожалению, в основном это унылое, как пишут в Интернете, унылое г..но.

Сонет с отточием

Живя на первом этаже, 
Вот-вот опустишься в подвалы: 
Ведь на сортирах есть уже 
«М/Ж» – мои инициалы. 
В глазах чернильная мазня – 
Вином забрызганные строчки. 
Пришла весна, и у меня, 
Как на ветвях, набухли почки. 
* * *
Я это все пишу тебе 
Под утро, медленно трезвея. 
Пигмалион и Галатея – 
Мы не подходим по резьбе. 
И в Ж отосланный тебе я, 
Как М, ответствую на Б. 
Максим ЖуКоВ.
1989

поэт, прозаик, журналист

Максим Александрович Жуков родился в Москве в 1968 году. Поэт, прозаик, журналист. Служил в армии, работал в разных сферах. Высшего образования не имеет. Лауреат международного конкурса Tamizdat. Имеет три поэтических сборника, публикации в газетах и журналах. Женат на гражданке Украины. 

Бой нецензурщине

В конце декабря Роскомнадзор обнародовал список слов, недопустимых в печатных и электронных СМИ. За их употребление ведомство будет выносить изданию официальное предупреждение. К нецензурным словам отнесены «нецензурное обозначение мужского полового органа, нецензурное обозначение женского полового органа, нецензурное обозначение процесса совокупления и нецензурное обозначение женщины распутного поведения, а также все образованные от этих слов языковые единицы». Прочие бранные выражения допустимы в прессе и на сайтах с возрастным ограничением «16+», на радио и телевидении — после 21.00

Алена Попова

на фото: 14 декабря 2013 года. Вручение премий им. Геннадия Григорьева в Санкт-Петербурге. На переднем плане – Максим Жуков спешит к микрофону для ответного слова.  Справа – член жюри Сергей Шнуров